Герои Эдварда Радзинского, верящие в истинность добра, идут до конца в своей Вере. Ради этой Веры они готовы умереть, ибо «избегнуть смерти нетрудно, труднее избегнуть человеческого падения. Оно настигает быстрее смерти» [14,34]. Этим принципом они руководствуются в повседневной жизни. Они предпочитают смерть унижению. Они никогда не изменяют своим нравственным идеалам. Сократ на суде не кается, не просит прощения, не «отрекается от себя», хотя до него так делали практически все. Его обвинители не услышали от Сократа покаяния. Он предпочел смертельный приговор унижениям, хотя умирать он не хочет: «Мне так хочется жить сейчас» [14,50]. Но он отказывается от побега, приготовленного его учениками. Ибо верит в то, что нельзя отвечать злом на зло, ибо «Зло всегда порождает Кровь». Сократу было бы стыдно «передать свои убеждения ради жизни» [14,52]. А побег, спасение противоречат все его представлениям о Добре и Справедливости. Таков и Лунин. Он, находясь в тяжелейших условиях, никогда не обращался с прошениями о помиловании, он «не унизил себя ни единой просьбой» [14,25].
Ради своих убеждений, ради того, чтобы они дошли до других людей, он готов умереть. Он знает, что после его смерти его записи будут прочтены, и «улетают слова, но остается написанное» [14,425]. Он проливает кровь за свои убеждения, ибо «человечество жестоко, и только кровь считается» [14,462]. Он повторяет судьбу Сократа, отказывается бежать, попадает в тюрьму, умирает. Как похожи их судьбы, как они подтверждают, что «лишь с креста достучится до сердца проповедник» [14,425]. Ради своих убеждений эти два человека согласны умереть. Иначе они не могут. Предав себя, они не смогут жить, потому что им останется только «услаждать себя едой, а это хуже смерти» [12,52].
Они знают, что, отрекаясь от себя ради жизни, они ничего не добьются. Например, Сенека отрекся от себя, залез в бочку Диогена, пытаясь спастись. Но, увы, это не помогло ему. Нерон, увидев там Сенеку, поджег бочку, и спокойно смотрел, как она догорает. Отрекшись от себя, Сенека так и не смог спастись. А это еще одна истина, известная Лунину и Сократу. Они никогда не смогли бы так поступить, ибо их жизненный путь – это путь познания своего «Я». Как только они перестанут верить в свои идеалы, они перестанут жить.
Свобода подлинная и свобода мнимая… Что значит свобода для «властителей дум» Эдварда Радзинского: Свободны ли они или это только видимость?
О свободе все произведения Э.Радзинского, но особенно интересна в этом плате пьеса «Лунин, или смерть Жака». Луни пишет свою исповедь, назвав ее «исповедь слуги Жака, записанная в присутствии Хозяина». Он пишет: «по рождению в стране рабов я заслужил прозвище «слуга Жак». Ведь и хозяин у нас в России всегда один» [14,426]. Но был ли он слугой? Или все же он был свободным, несмотря на то, что родился в стране, где нет свободы и что он сидит в тюрьме. Он человек «с сердцем, с чувствами, со страстями», для которого «свобода есть естественное состояние» [14,431]. Нет, Лунин не слуга, он свободный человек, сам избравший свою судьбу, Хозяин, сообщив Лунину о заговоре, приглашает его на охоту, надеясь, что тот убежит, ибо «слуге должно убегать от гнева Хозяина» [14,451]. Но Лунин как свободный человек сам избирает свою судьбу: он не убегает, он выбирает каторгу, тюрьму, зная, что «мог избежать, но избрал, сам» [14,450]. В этой пьесе появился образ Хозяина, беспощадного к своим рабам, образ тирана и деспота. Так на чем держится Российская империя? Империей правит страх, всеобщий, всепоглощающий. Общество развращено рабством, все поклоняются одному Хозяину. Даже заговорщики выдавали друг друга, ибо рождены и выросли в стране рабов, где всё за тебя давно решено, и ведь как просто жить, когда за тебя думают и решают. Все они были слугами, преданно любившими Хозяина. Но Лунин – другой: «с рождения во мне был убит раб. С рождения я сладостно ненавидел Хозяина. Хозяин всегда знал, что у него всегда есть слуга Жак… А Жак всегда знал, что у него нет Хозяина» [14,340]. Но он был лишь один из немногих, страна молчала. И Хозяин понял, что «с человеком можно сделать все, что общества нет в стране, а есть власть беспощадная, всемогущая» [14,461]. Хозяин открыл закон всех тиранов, известный еще Нерону: Если страной правит страх, то общества не существует, существуют лишь слуги, рабски преданные своему хозяину. Но свободы в России не было уже давно, это наша рабская психология была воспитана и выпестована уже давно. Уже при матушке Екатерине II свобода изгнана и уничтожена. Уже тогда общество умерло, ибо превратилось в рабов, а «без свободы нет жизни» [маркиз де Кюстин]. Княжна Тараканова скажет Алексею Орлову: «в этой стране распоряжается только она [Екатерина], а вы рабы» [14,256]. Это понимает и сам Орлов, он скажет сам себе «холоп ты, давно холоп» [14,241]. В этой стране «верноподданичество – вот похвала и добродетель гражданина» [14,263]. Здесь умирает княжна Тараканова, задыхаясь в отсутствии свободы, ибо она свободна, она привыкла сама «распоряжаться» своей жизнью. Ради сохранения этого права она умирает. «Я решила умереть Елизаветой. Я заплатила за это своей жизнью. И я умру ею…» [14,329]. Задыхаясь без свободы, как и всякий привыкший к ней, она умирает. Она, как и Сократ, предпочла смерть рабской жизни, она не смогла жить в неволе, «тюрьма для нее хуже смерти» [14,27]. Но, увы, в России продолжаются годы тирании и деспотизма: XVIII, XIX, XX век… Каждый из них рождает тиранов и деспотов. Но самым страшным из них стал Коба – Отец и Вождь. Он смог создать в нашей стране «новое» государство. Он превзошел по размаху и масштабности всех тиранов прошлого и современности. Он сделал насилие признаком своего государства. Сталин уничтожал своих соотечественников миллионами, независимо от их классовой, партийной или национальной принадлежности. Основой существования своей системы он, как и все тираны, сделал страх. Страх стал основой духовно-нравственного развития человека, охватил всю систему власти, проник в каждую клеточку общественного организма.
Освобождение от сталинизма – это не только освобождение от политического и идеологического гнета, но и освобождение от страха перед тиранией и рабством.
Сталинизм – это русский фашизм, признаками которого стали: установление однопартийной системы, унификация общественной жизни, культ национального вождя, система уничтожения народа, тотальный контроль, изоляция страны от внешнего мира, ликвидация гражданских и политических свобод.
Так почему мы, боровшиеся с фашизмом, с воодушевлением восприняли образ Вождя? Наверное, потому, что его руководство освободило нас от необходимости думать, нести ответственности за свои поступки.
После смерти Сталина больше не рождались деспоты. Но становится страшно, когда слышишь пожелания возвращения того страшного «смутного» времени. И эти слова звучат и будут звучать еще долго, потому что наше общество еще долго не сможет оправится от тех страшных лет. Сталину удалось создать новый тип человека «гомо советикус». «Мы все же «вышли из Сталинской шинели», и потому так трудно расстаться с прежней жизнью, и потому мы бросаемся в прежние мифы о рае» [12,5]. В сознании все еще живы злоба, зависть и недоверие.
«Хоти мы этого или не хотим, но дело Сталина в нас живет, и будет жить еще долго» [1,3].
О Сталине можно говорить много и долго. Вот, к примеру, его полувоенная форма, «если говорить о Сталине, то его форма не была в строгом смысле военной. Это была форма империи – он ходил в красных, ненавидимых всеми революционерами, лампасах, зная, что все революционеры отправлены им на тот свет. Но, вернув лампасы, он вернул империю в новом виде…. Сталин – это ведь в какой то степени наш Наполеон» [2,3].
В своем небольшом рассказе «Коба (монолог старого человека)» Радзинский попытался раскрыть всю деспотическую сущность Сталина. От лица Фудзи (одного из друзей Сталина) идет повествование о его дружбе с Кобой. Когда они были молоды, они любили и ценили друг друга, но уже здесь Коба выдвигался на первый план. И были те, «кто презирали его, боялись и ненавидели. И он это знал. Любили его только соплеменники-грузины. Потому что понимали великую цельность (своего) яростного, коварного и беспощадного друга – барса Революции» [14,470].
И, действительно, Сталин был порождением великой и кровавой Революции. Но вскоре «начали исчезать все профессора-болтуны, враги Кобы…. И потом начали исчезать его друзья, соплеменники-грузины…. Нет, (в молодые дни) непросто говорили, в лицо ему правду орали. Орали! И исчезали» [14,470]. Спастись помогало только молчание. И вот никого не осталось – «одних он посадил, других расстрелял, третьих заставил покончить с собой…. Серго, Ладо….боже, хватит» [14,473]. А в глазах тех, кто остались «только любовь к Вождю и Другу и преданность» [14,473]. «Коба убил больше, чем любая чума» [14,477].
Фудзи оказался единственным, кто молчал, и остался в живых. «Все эти годы он был с Кобой на «ты». Но каждый раз, когда он произносил это «ты», смертный страх сжимал сердце. Потому что он не знал, чем кончится это «ты» [14,476]. И вот однажды они гуляли по аллеям, и Коба стал напевать, вспоминая всех убитых им друзей. Фудзи ошалел от ужаса, он не выдержал и бросился Кобе на грудь. Лицо Кобы мгновенно вспыхнуло яростью, он оттолкнул Фудзи и заорал: «Вы хотели убить Кобу! Не удалось! Он сам вас убил» [14,478]. Он не был трусом, но у него был необычный страх перед покушением, страх старого террориста, который знает, как легко убивать. Фудзи «до Страшного суда не забудет, как Коба шагал по аллее, пел их песню и бормотал их имена. И как он плакал. Грузины умеют любить своих друзей….. несмотря ни на что!» [14,478].
Образ крови, страха пронизывает весь рассказ. Некоторые историки считают, что Сталин был параноиком, но Радзинский отрицает это. Писатель отмечает, что Сталин обладал «отменным психическим здоровьем», а болезненная подозрительность не более, чем великая Игра. Сталин был великим Актером, все свои действия он просчитывал заранее. «Он умел ждать и по двадцать лет» [2,3].
Словом, мы еще вспомним этого великого деспота, империя не забудет своего создателя. По крайней мере, это не последний ложный кумир, которого она создала. И вот, что получается: «Вчерашнее вранье тянут в сегодня, опять норовя самодурство выдать за высокий интеллект, слепоту - за дальновидность, фельдфебельское хамство – за принципиальность, невежество – за эрудицию, трусость – за бесстрашие» [8,182]. Люди не извлекли из Истории никаких уроков.
